I can kill demons. I can crash cars. Things are looking up! (с)
Постфинальные хэдыПоведение Дэйгуна в постфинале — это тонны пассивной агрессии и нежелания признавать, что он ревнует. И к тому, что Дункану опять досталось что-то годное, а Шарик должен страдать, и большей частью — страх потери Тамирис, потому что Дэйгун никогда не сможет признаться самому себе, что избалован вот этой самой безусловной дочерней любовью, когда его любят не за то, что он хорош или добр, а потому что папа. В общем, режим злая теща мод он. И тут самое печальное, что вариант, где Дункан был бы искалечен и повис на брате мертвым грузом, был бы для Дэйгуна оптимальным. И он бы сам привычно волок на себе свой крест, чувствуя себя морально правым и хорошим, и Дункану был бы покаран жизнью (по справедливости, в понимании Дэйгуна), и Касавир не вызывал бы у Дэйгуна протеста, потому что не ощущался бы как поругание вселенской справедливости и угроза.
А тут, значит, уже перебрались бы Дункан и Тамирис в Уотердип, и Тамирис беременная написала бы отцу, что очень хочет увидеть его к рождению ребенка, которого хочет назвать в его честь. А Дэйгуну опять и приятно (тем более он понимает, что Дункан такому решению уж точно не рад), и тошно, потому что нехрен Дункану хоть что-то хорошее в жизни получить (то есть не надо продолжать гнилой род Фарлонгов за счет Тамирис, конечно-конечно.)
И приезжает такая теща с поджатыми губами и скорбью всего эльфийского народа в глазах к "деткам". У Тамирис беременность тяжелая — это Дункан виноват, и вообще, нечего было хуем в племяшку тыкать. Отношения не узаконены (по инициативе Тамирис) — это Дункан виноват, и вообще, нечего было... При этом, естественно, ничего не проговаривается вслух, но всем видом демонстрируется готовность в любой момент забрать дочь и внука и увезти их из вертепа, где они очевидно будут несчастны.
В ночь родов Тамирис, когда Дункан весь изводится и от беспокойства, и от того, что от криков Тамирис у него душа в пятки уходит, Дэйгун сторожит Дункана под дверью и не дает сбежать из соседней комнаты и выпить для храбрости, чтобы гад окончательно убедился в том, что нечего было хуем тыкать, и это по его вине Тамирис претерпевает немыслимые мучения, поэтому сиди и слушай, проникайся. Не забывает и упомянуть, что, в отличие от некоторых, в одиночку вынес на себе бдение во время родов Эсмерель (забыв упомянуть, что сидел такой же перепуганный и мешком пришибленный). Когда все кончается и акушерка зовет мужиков посмотреть на родильницу и младенца, взволнованный Дункан берет дочку на руки и начинает ворковать, пытаясь проникнуться младенцем, которого таки слегка недолюбливает за прослушанный концерт, Дэйгун скупо замечает, что в такой момент мужчине надо быть возле изнемогающей жены, а не сюсюкать напоказ — и начинается обратный отсчет до взрыва.
Тамирис-то надеялась, что обряд имянаречения малышки поможет Фарлонгам сблизиться, но вместо этого начинается адЪ и мелкая раздражающая грызня. Дэйгун замечает, что не планировал становиться тестем собственного брата, — Дункан парирует, что заполучил скорее уж тещу, на что Дэйгун получает возможность упрекнуть брата еще в оскорблении памяти Эсмерель. Дэйгун уже словами проговаривает, что всегда будет рад видеть дочь и внучку в Западной Гавани на какой угодно срок (уже с явным подтекстом "бросай это чудовище") — Дункан высказывает надежду, что брат у них не загостится. Ну и, естественно, Дункан не упускает возможности выпить больше, чем следовало, чисто в пику Дэйгуну, отчего скорбь эльфийского народа переходит все пределы, и посреди этого рыдает Тамирис, у которой младенец, восстановление после родов, беби-блюз и острое желание послать нахуй уже всех, включая младенца, потому что рожать от Фарлонга кажется все менее удачной идеей. Тем более, что греха таить, Дункан таки малодушно страдает из-за того, что внимание и сиська Тамирис отданы теперь дочке, а он сбоку припека и за ним мертвыми глазами следит Дэйгун. И все так и остается крайне натянутым до того, как страдающий дед таки не уезжает к себе восвояси, а Дункан наконец не начинает искренне умиляться первым улыбкам младенца, тоже проникаясь перспективой быть любимым чисто по факту отцовства, но неприятный осадок никуда не девается. Но Дэйгун как бы не причем, он героически терпел и все был готов вынести ради приемной дочери!
А тут, значит, уже перебрались бы Дункан и Тамирис в Уотердип, и Тамирис беременная написала бы отцу, что очень хочет увидеть его к рождению ребенка, которого хочет назвать в его честь. А Дэйгуну опять и приятно (тем более он понимает, что Дункан такому решению уж точно не рад), и тошно, потому что нехрен Дункану хоть что-то хорошее в жизни получить (то есть не надо продолжать гнилой род Фарлонгов за счет Тамирис, конечно-конечно.)
И приезжает такая теща с поджатыми губами и скорбью всего эльфийского народа в глазах к "деткам". У Тамирис беременность тяжелая — это Дункан виноват, и вообще, нечего было хуем в племяшку тыкать. Отношения не узаконены (по инициативе Тамирис) — это Дункан виноват, и вообще, нечего было... При этом, естественно, ничего не проговаривается вслух, но всем видом демонстрируется готовность в любой момент забрать дочь и внука и увезти их из вертепа, где они очевидно будут несчастны.
В ночь родов Тамирис, когда Дункан весь изводится и от беспокойства, и от того, что от криков Тамирис у него душа в пятки уходит, Дэйгун сторожит Дункана под дверью и не дает сбежать из соседней комнаты и выпить для храбрости, чтобы гад окончательно убедился в том, что нечего было хуем тыкать, и это по его вине Тамирис претерпевает немыслимые мучения, поэтому сиди и слушай, проникайся. Не забывает и упомянуть, что, в отличие от некоторых, в одиночку вынес на себе бдение во время родов Эсмерель (забыв упомянуть, что сидел такой же перепуганный и мешком пришибленный). Когда все кончается и акушерка зовет мужиков посмотреть на родильницу и младенца, взволнованный Дункан берет дочку на руки и начинает ворковать, пытаясь проникнуться младенцем, которого таки слегка недолюбливает за прослушанный концерт, Дэйгун скупо замечает, что в такой момент мужчине надо быть возле изнемогающей жены, а не сюсюкать напоказ — и начинается обратный отсчет до взрыва.
Тамирис-то надеялась, что обряд имянаречения малышки поможет Фарлонгам сблизиться, но вместо этого начинается адЪ и мелкая раздражающая грызня. Дэйгун замечает, что не планировал становиться тестем собственного брата, — Дункан парирует, что заполучил скорее уж тещу, на что Дэйгун получает возможность упрекнуть брата еще в оскорблении памяти Эсмерель. Дэйгун уже словами проговаривает, что всегда будет рад видеть дочь и внучку в Западной Гавани на какой угодно срок (уже с явным подтекстом "бросай это чудовище") — Дункан высказывает надежду, что брат у них не загостится. Ну и, естественно, Дункан не упускает возможности выпить больше, чем следовало, чисто в пику Дэйгуну, отчего скорбь эльфийского народа переходит все пределы, и посреди этого рыдает Тамирис, у которой младенец, восстановление после родов, беби-блюз и острое желание послать нахуй уже всех, включая младенца, потому что рожать от Фарлонга кажется все менее удачной идеей. Тем более, что греха таить, Дункан таки малодушно страдает из-за того, что внимание и сиська Тамирис отданы теперь дочке, а он сбоку припека и за ним мертвыми глазами следит Дэйгун. И все так и остается крайне натянутым до того, как страдающий дед таки не уезжает к себе восвояси, а Дункан наконец не начинает искренне умиляться первым улыбкам младенца, тоже проникаясь перспективой быть любимым чисто по факту отцовства, но неприятный осадок никуда не девается. Но Дэйгун как бы не причем, он героически терпел и все был готов вынести ради приемной дочери!
@темы: Neverwinter Nights 2, Меня сегодня Муза посетила, немного посидела и ушла